"Танец остаётся ключом к пониманию лабиринта. Соколов Ю.Е. отмечает особенность лабиринтного ритуального мышления у германцев: «В ряде последних работ по германской мифологии др. сев. völva (прорицательница, колдунья) этимологизируется от «ритуального хождения по кругу», особенно с подобными закрутками была связана, считавшаяся наиболее опасной и вредоносной, магия сейда пронизанная ритуальной пластикой (верчение, характер построения колдующих во время обряда».
В позднем греческом сознании хоровод, движение по кругу, играет важную роль и в философской мысли: «Хороводное искусство занимает у Платона очень высокое место…Часто Платон употребляет и термин choros, который нередко у него специально значит “хоровод”. Теорией хороводов специально занимаются “Законы”…хоровод вообще трактуется у Платона как наиболее цельное и синтетическое искусство» (А.Ф. Лосев). Важно отметить, что танец как определённый ритмический комплекс Платон считал врождённым у человека. Античная культура знала большое количество разнообразных танцев. Помимо плясок, которые посвящались определённым богам, существовали и военные (например, пиррические), похоронные, театральные и пр. виды танцев. Интересно как Н. Грякалов в своих исследованиях показывает близость лабиринтной структуры и теории кукол Платона, рассуждая об определённого рода преемственности: «Теория кукол является преемницей посвятительных машин Лабиринта – машин танцевально-миметических (само слово mimesthai исходно обозначало «постановку» культового танца). И здесь платоновский психомимесис ретроактивно движется к архаическим «машинам памяти», которые являются не столько теорией, сколько девайсом, «кухней», на которой вершится самосозидание человека из природной, дочеловеческой гилетики. В этих машинах еще нет объектности объекта, их взаимодействие осуществляется по принципу моторно-аффективного заражения (как и на стадиологически-ранних, «додиалектических» формациях души)…».
Лукиан Самосатский, живший уже в период владычества Рима над Грецией, составляет даже трактат о пляске, в котором в форме диалога обвиняет Кратона в том, как он сильно уклонился от истины танца и «как, сам того не заметив, направил свои обвинения против величайшего из жизненных благ». Лукиан, как носитель образованной греческой мудрости, также как Платон отождествляет танец и ритм, придавая им космогонический характер: «Одновременно с происхождением первых начал вселенной возникла и пляска, появившаяся на свет вместе с ним, древним Эросом. А именно: хоровод звезд, сплетенье блуждающих светил с неподвижными, их стройное содружество и мерный лад движений суть проявленья первородной пляски. После, мало-помалу, развиваясь непрерывно и совершенствуясь, пляска теперь, как кажется, достигла последних вершин и стала разнообразным и всегармоничным благом, сочетающим в себе дары многих Муз». Музы – «мыслящие девы», спутницы бога Аполлона, покровительницы искусств связаны с пением, поэзией, театром, историей, астрономией, и в своём хороводном кружении создают поле смысла и философии".
Из "Искушения лабиринтом". Горина И., Кудрявцев А.
